ПОВОРОТ

«Пятнадцатую симфонию, написанную мною в прошлом году, многие ценят за ее оптимизм и лирическую взволнованность. Но и это все еще не тот язык, какой я ищу, чтобы почувствовать себя вполне художником наших дней. Я не знаю, каким этот язык должен быть, и не знаю рецепта его поисков; ни устремление в сторону народной песни, ни интонации наших городских мелодий в чистом виде не кажутся мне еще теми единственными данными, которые создают музыкальный язык социалистического реализма в инструментальной музыке, специфика которой имеет глубокие отличия от музыки песенно-вокальной. Свою последнюю Шестнадцатую симфонию я тоже не склонен рассматривать как вполне удачное разрешение проблемы ни со стороны формы, ни со стороны языка, хотя тенденции ее содержания еще ближе к современности, чем в других моих сочинениях». (Из «Автобиографических заметок о творческом пути» Н. Я. Мясковского.)

Начиная с Пятнадцатой симфонии (1933—1934), определяется новый симфонический стиль Мясковского, отвечающий в целом его художественным намерениям и положению признанного и почитаемого мастера.

Об индивидуалистической смятенности чувств и крайней экспрессии выражения больше нет речи. Композитор,

<стр. 116>

как кажется, оправдывает ожидания критиков. Показательна статья одного из ведущих в то время музыкальных писателей, многолетнего руководителя журнала «Советская музыка» Г. Н. Хубова:

«...К многим советским композиторам старшего поколения, и в том числе — к Мясковскому, у нашей музыкальной критики нет еще подлинно серьезного внимания; по отношению к ним установилось какое-то молчаливое “академическое” почитание, которое, в сущности, оскорбительно для живого и деятельного советского художника. Наши музыкальные критики действительно “почитают” Мясковского; имя его упоминается (в подавляющем большинстве случаев именно “упоминается”!) всегда с эпитетами “крупный симфонист”, “выдающийся мастер” и т. д., и т. п., но по существу о творчестве Мясковского пишут очень мало... Между тем творческий путь Мясковского мог бы служить темой повести о глубоком внутреннем перерождении большого художника...

Последние... симфонии Н. Я. Мясковского свидетельствуют о повороте композитора к лирике. Но сейчас это — не возвращение к “старым берегам” мрачного одиночества, смятения и тоски, а живое и глубокое стремление к раскрытию новой — здоровой и яркой советской лирики... Песенно-танцевальное начало приобретает здесь доминирующее значение. Такова Пятнадцатая... симфония Мясковского... Это произведение, написанное в строгих классических формах, поражает стройностью общей музыкально-драматической концепции, выразительностью и глубиной мелодики, ясностью гармонического языка, прозрачностью оркестровки. Все эти черты свидетельствуют о глубоком внутреннем переломе в творчестве Мясковского, о серьезной идеологической перестройке этого мастерасимфониста... [Большое симфоническое произведение Мясковского] особенно значительно и дорого нам... потому, что знаменует ре-

<стр. 117>

шительный поворот творческого сознания Мясковского к радостному, оптимистическому жизнеутверждению». (Из статьи Г. Н. Хубова «Мясковский и его 15-я симфония».)

Любопытный штрих вносит полушутливое признание о работе над Пятнадцатой симфонией, сделанное композитором А. А. Иконникову:

«Я провозился с ней целый год, шесть месяцев писал один пятый такт в Анданте. Все варианты были сложнее того, что надо было. Тема была простая, вот я и искал простоты». (Из