logo search
Rock14 (2) / Rock14

3. Используется одно трансформированное стихотворение, в котором могут заменяться многие слова, переставляться и удаляться строфы; при этом содержание текста трансформируется.

К этой группе относится наибольшее количество песен: «Сохрани мою тень» и «Я сижу у окна» «Ночных снайперов» и «Неужели не я» «Сургановой и Оркестра» на стихи Бродского; песни «Сургановой и Оркестра» «Мне нравится» на стихи Цветаевой, «Я знаю женщину» на стихи Гумилева, «Ленинград» на стихи Мандельштама.

В песне «Я сижу у окна» на одноименное стихотворение Иосифа Бродского исходный текст претерпевает только два лексических изменения, также происходит компиляция стихотворных строк.

Иосиф Бродский

Ночные Снайперы

Я всегда твердил, что судьба – игра

Что зачем нам рыба, раз есть икра.

Что готический стиль победит,

как школа,

как способность торчать, избежав

укола.

Я сижу у окна. За окном осина.

Я любил немногих. Однако – сильно.

Я считал, что лес – только часть полена.

Что зачем вся дева, если есть колено.

Что, устав от поднятой веком пыли,

русский глаз отдохнёт на эстонском

шпиле.

Я сижу у окна. Я помыл посуду.

Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке – ужас пола.

Что любовь, как акт, лишена глагола.

Что не знал Эвклид, что сходя на конус,

вещь обретает не ноль, но Хронос.

Я сижу у окна. Вспоминаю юность.

Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.

И что семя, упавши в дурную почву,

не дает побега; что луг с поляной

есть пример рукоблудья, в Природе

данный.

Я сижу у окна, обхватив колени,

в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,

но зато её хором не спеть. Не диво,

что в награду мне за такие речи

своих ног никто не кладёт на плечи.

Я сижу в темноте; как скорый,

море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо

признаю я товаром второго сорта

свои лучшие мысли, и дням грядущим

я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.

Я сижу в темноте. И она не хуже

в комнате, чем темнота снаружи.

Я всегда твердил, что судьба – игра.

Что зачем нам рыба, раз есть икра.

Что готический стиль победит,

как школа,

как способность торчать, избежав

укола.

Я считал, что лес – только часть полена.

Что зачем вся дева, раз есть колено.

Что, устав от поднятой веком пыли,

русский глаз отдохнет на эстонском

шпиле.

Я сижу у окна. За окном осина.

Я любил немногих. Однако – сильно.

Я сижу у окна. Я помыл посуду.

Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я сижу у окна.

Я писал, что в лампочке – ужас пола.

Что любовь, как акт, лишена глагола.

Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,

вещь обретает не ноль, но Хронос.

Я сказал, что лист разрушает почку.

И что семя, упавши в дурную почву,

не дает побега; что луг с поляной

есть пример рукоблудья, в Природе

данный.

Я сижу у окна. Вспоминаю юность.

Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сижу у окна, обхватив колени,

в обществе своей грузной тени.

Я сижу у окна.

И моя песнь была лишена мотива,

но зато ее хором не спеть. Не диво,

что в награду мне за такие речи

своих ног никто не кладет на плечи.

Гражданин второсортной эпохи, гордо

признаю я товаром второго сорта

свои лучшие мысли и дням грядущим

я дарю их как опыт борьбы с удушьем.

Я сижу у окна в темноте; как скорый,

море гремит за волнистой шторой.

Я сижу в темноте. И она не хуже

в комнате, чем темнота снаружи.

Я сижу у окна. Я сижу у окна.

Так, стихотворение Бродского состоит из шести шестистиший, текст песни «Ночных снайперов» состоит из трёх куплетов и трёх припевов. В свою очередь, каждый куплет состоит из двух четверостиший, которые являются первыми четырьмя строчками каждого шестистишия из стихотворения Бродского. Оставшиеся же две строчки, в свою очередь, образуют припевы (выше они выделены курсивом), после каждого припева повторяется предложение «Я сижу у окна», вынесенное в заглавие. Использование именно 5 и 6 строк каждого шестистишия для припева обусловлено тем, что в стихотворении Бродского они являются своеобразным рефреном, также начинаясь со слов «Я сижу у окна» (в 5 и 6 шестистишиях – «Я сижу в темноте»). Фраза «в обществе собственной грузной тени» во втором припеве заменяется на «в обществе своей грузной тени», а в начале третьего припева «Я сижу в темноте» заменяется на «Я сижу у окна в темноте». Оба эти изменения связаны с необходимостью уложить текст в формат определенного музыкального ритма. В конце предложение «Я сижу у окна» повторяется дважды, помогая плавному завершению песни.

Песню «Ленинград» на одноименное стихотворение Осипа Мандельштама, помимо группы «Сурганова и Оркестр», исполняли Тамара Гвердцители, Александр Буйнов и др., но первым исполнителем и автором музыки к песне является Алла Пугачёва, она же переделала текст стихотворения, который с 1977 года исполняется именно в этом варианте.

Осип Мандельштам

Алла Пугачёва

Я вернулся в мой город, знакомый

до слез,

До прожилок, до детских припухлых

желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских речных

фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,

Где к зловещему дегтю подмешан

желток.

Петербург! я еще не хочу умирать!

У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня еще есть адреса,

По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом

звонок,

И всю ночь напролет жду гостей

дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

Я вернулась в мой город, знакомый

до слез,

До прожилок, до детских припухших

желез.

Я вернулась сюда, так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских ночных

фонарей.

Я вернулась в мой город, знакомый

до слез,

До прожилок, до детских припухших

желез,

Узнавай же скорее декабрьский денек,

Где к зловещему дегтю подмешан

желток.

Ленинград! Ленинград!

Я еще не хочу умирать,

У меня еще есть адреса,

По которым найду голоса.

Ленинград! Ленинград!

Я еще не хочу умирать,

У тебя телефонов моих номера,

Я еще не хочу умирать.

Я вернулась в мой город, знакомый

до слез,

До прожилок, до детских припухших

желез,

Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом

звонок.

Я вернулась в мой город, знакомый

до слез,

До прожилок, до детских припухших

желез,

И всю ночь напролет жду гостей

дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

Повтор припева

Вот что А.Б. Пугачёва рассказывает об этой песне: «Текст песни – переделанное стихотворение Осипа Мандельштама “Петербург”. Я взяла эти строки, потому что хотелось донести состояние одиночества и страха: “Я на лестнице черной живу, и в висок ударяет мне вырванный с мясом звонок”. Никто же не вдумывался в смысл. Никто не знал, что Мандельштам – человек, потерявший квартиру: его однажды затопили, и на двери у него висел ржавый звонок. Все воспринимали песню как мою исповедь: “Я еще не хочу умирать…” Петербург, при всем моем уважении к классику, плохо рифмовался, поэтому возник Ленинград. А стыдно мне за одну переделку: вместо “речных фонарей” спела “ночные”. И теперь все так поют»433.

Отметим, что у Мандельштама есть две редакции стихотворения.

Первая редакция

Окончательная редакция

– Я вернулся в мой город, знакомый

до слез,

До прожилок, до детских припухлых

желез.

– Ты вернулся сюда, так глотай же

скорей

Рыбий жир ленинградских речных

фонарей.

‹–› Петербург, я еще не хочу умирать:

У меня телефонов твоих номера.

Петербург, я сумею найти адреса,

О которых твердят мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом

звонок,

И всю ночь напролет жду вестей

дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

Я вернулся в мой город, знакомый

до слез,

До прожилок, до детских припухлых

желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских речных

фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,

Где к зловещему дегтю подмешан

желток.

Петербург! я еще не хочу умирать!

У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня еще есть адреса,

По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом

звонок,

И всю ночь напролет жду гостей

дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

В первой редакции обращения к Петербургу оформлены повествовательными предложениями, тогда как во второй – предложениями восклицательными. Замена в поздней версии строки «У меня телефонов твоих номера» на «У тебя телефонов моих номера» указывает на характер эпохи, когда контролировался каждый шаг человека. Вторая редакция носит более отчаянный и зловещий характер – добавляется строфа «Узнавай же скорее декабрьский денек, / Где к зловещему дегтю подмешан желток», лирический субъект оказывается ближе к смерти – если в первой редакции он только искал адреса («я сумею найти адреса, / О которых твердят мертвецов голоса»), то во второй адреса у субъекта есть, и он уже ищет голоса мертвецов («У меня еще есть адреса, / По которым найду мертвецов голоса»). Это уже не тот Петербург, каким он был до революции – это уже Ленинград («Рыбий жир ленинградских речных фонарей»). В первой редакции реплики диалога выделены, и мы видим, как контрастирует первая ностальгическая реплика лирического субъекта и реплика его собеседника, возвращающая в суровую новую реальность.

Если Мандельштам обращается к ушедшему Петербургу, то Алла Пугачёва, а за ней и Светлана Сурганова, обращается к Ленинграду. При этом у Аллы Пугачёвой такое именование города вполне естественно, так как песня написана в 1977 году, когда город на Неве носил имя Ленина, а у Светланы Сургановой, исполняющей песню в XXI веке, оно также носит ностальгический характер: обращение к Ленинграду – это обращение к прошлому. Так как исполнитель – женщина, в тексте происходит смена рода лирического субъекта («Я вернулась…» и т.д.). Чтобы соответствовать специфике построения песенного текста, производится перестановка строф. Песня состоит из двух куплетов и повторяющегося припева, каждый припев, в свою очередь, состоит из двух четверостиший, первые две строчки каждого четверостишия – это первая строфа стихотворения Мандельштама, выступающая своеобразным анафорическим рефреном. Третью и четвертую строку каждого из четырех куплетных четверостиший образуют по порядку 2, 3, 6 и 7 строфы стихотворения-источника. Если слова куплетов почти не изменяются (за исключением вышеупомянутых «ночных фонарей»), то припев состоит из повторяемых дважды трансформированных четвёртой и пятой строф стихотворения. Слово «Ленинград» повторяется дважды, чтобы текст укладывался в песенный ритм, из строчки «По которым найду мертвецов голоса» исчезает слово «мертвецов», что можно объяснить как особенностями песенного ритма, так и интенцией к редукции негативной коннотацией данного существительного. Новый песенный текст по сравнению с источником становится более современным и менее трагическим, что подчеркивает также и манера исполнения – Алла Пугачева исполняет песню в относительно быстром темпе под вполне позитивную музыку, Светлана Сурганова же вносит в песню немного развязную интонацию.

Рассмотрим песню группы «Сурганова и Оркестр» «Я знаю женщину» на стихотворение Николая Гумилева «Она», посвященное Анне Ахматовой. Казалось бы, количественно данный случай можно отнести ко второму типу, но произведенные изменения слишком уж радикальны по смыслу.

Николай Гумилев – Она

Сурганова и Оркестр –

Я знаю женщину

Я знаю женщину: молчанье,

Усталость горькая от слов,

Живёт в таинственном мерцанье

Её расширенных зрачков.

Её душа открыта жадно

Лишь медной музыке стиха,

Пред жизнью, дольней и отрадной

Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый,

Так странно плавен шаг её,

Назвать нельзя её красивой,

Но в ней всё счастие моё.

Когда я жажду своеволий

И смел и горд – я к ней иду

Учиться мудрой сладкой боли

В её истоме и бреду.

Она светла в часы томлений

И держит молнии в руке,

И четки сны её, как тени

На райском огненном песке.

Я знаю женщину: молчанье,

Усталость горькая от слов,

Живёт в таинственном мерцанье

Её расширенных зрачков.

Её душа открыта жадно

Лишь тонкой музыке стиха,

Пред жизнью, дольней и отрадной

Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый,

Так странно плавен шаг её,

Нельзя назвать её красивой,

Но в ней всё счастие моё.

Когда я жажду своеволий

Я смел и горд – я к ней спешу

Учиться мудрой сладкой боли

В её истоме и бреду.

Она светла в часы томлений

И держит молнии в руке,

И четки сны её, как тени

На райском огненном песке.

Проигрыш

Я знаю женщину: молчанье,

Усталость горькая от слов,

Живет в таинственном мерцанье

Её расширенных зрачков.

В тексте песни производятся следующие изменения: во-первых, словосочетание «медной музыке стиха» во второй строфе заменяется на «тонкой музыке стиха», что делает характер героини стихотворения также более утонченным (музыка стиха, которой открыта её душа, представляется как тонкая и изящная, а не как громкая и пронзительная, производимая, к примеру, медными трубами). Во-вторых, в третьей строфе инверсия «назвать нельзя» переходит в прямой порядок слов – «нельзя назвать», что сделано как для удобства слухового восприятия, так и для осовременивания песни. В-третьих, «И смел и горд – я к ней иду» в четвёртой строфе стихотворения в песне звучит как «Я смел и горд – я к ней спешу». Предположим, что замена союза «и» местоимением «я» сделана также в целях благозвучия, а замена нейтрального глагола «иду» глаголом «спешу» призвана показать характер отношения нового лирического субъекта к своей возлюбленной – в песне он более привязан к ней, более в ней нуждается, чем лирический субъект стихотворения Гумилёва. В конце песни звучит музыкальный проигрыш, после чего повторяется первая строфа стихотворения, меняющая общую композицию: если в стихотворении она линейная, то в песне – кольцевая. Можно говорить о различном понимании отношений лирического субъекта и героини – линейном и кольцевом – двумя авторами – старым и новым.