logo
02

Глава 3 Творчество композиторов “Могучей кучки”

Вторая половина XIX века - один из самых ярких периодов в истории русской музыки. Передовые русские музыканты искали новые пути в искусстве. В творчестве большинства писателей, поэтов, художников, музыкантов явно наметился поворот в сторону реалистического показа жизни, ее социальных противоречий. Великий русский художник И.Е. Репин в своей книге “Далекое и близкое” писал: “В начале 60-х гг. русская жизнь проснулась от долгой нравственной и умственной спячки, прозрела. Первое, что она захотела сделать, - умыться, очиститься от негодных отбросов, от рутинных элементов, отживших свое время. Во всех сферах и на всех поприщах искали новых, здоровых путей”.

Многие передовые начинания в художественной жизни тех лет происходили в атмосфере творческих союзов, кружков, товариществ. Во главе каждого из таких кружков стоял общепризнанный лидер.

Наиболее плодотворными для судеб русского искусства оказались “Товарищество передвижных художественных выставок” (“передвижники”) во главе с И.Н. Крамским и “Новая русская музыкальная школа” (“Могучая кучка”) во главе с М.А. Балакиревым.

Творчество молодых композиторов “Могучей кучки” сформировалось под влиянием идей “критического реализма”. Своим творчеством они показали образец подлинно демократической трактовки народности в искусстве.

Балакиревский кружок формировался постепенно. Началом его формирования можно считать знакомство Балакирева с военным инженером, ставшим позже профессором по устройству оборонительных сооружений, Цезарем Кюи (1835-1918). Эта встреча состоялась в 1856 году. В этом же году они близко знакомятся с М. Глинкой и художественным критиком В. Стасовым.

1861 год был годом “вызревания” кружка. Наряду с Балакиревым и Кюи в кружок вошли И.П. Мусоргский, Н.А. Римский-Корсаков и несколько позже М.П. Бородин. Балакиреву к этому времени исполнилось 24 года, Кюи - 26 лет, Мусоргскому - 22, Римскому-Корсакову - 17, Бородину - 28. Со всей горячностью молодости они устремились к созданию новой русской музыки. Они нашли друг друга в жизни, они знали, во что верить, чего добиваться. Им еще предстояло найти свои собственные пути в искусстве, найти, и во многом - сообща.

Для достижения поставленных великих целей прежде необходимо было овладеть всеми секретами композиторского мастерства. С этой целью молодые люди на протяжении зимы 1861-1862 гг. устраивали на квартире М. Балакирева по субботам музыкальные собрания. Будучи прекрасным пианистом и грамотным, всесторонне образованным композитором, Балакирев пользовался непререкаемым авторитетом у своих молодых друзей. Маленькая квартира Балакирева стала кузницей будущих гениев. Они разнимали музыку на такты и рассматривали сквозь увеличительное стекло. Этим “стеклом” был музыкально-педагогический талант Балакирева.

Милий Алексеевич Балакирев (1836-1910)

Родился М.А. Балакирев в Нижнем Новгороде, в обедневшей дворянской семье. На музыкальные способности мальчика обратил внимание А.Д. Улыбышев - публицист, меценат, автор первого в России исследования о Моцарте. Дом Улыбышева был центром музыкальной жизни Нижнего Новгорода. Молодой Балакирев стал учеником Улыбышева, но в профессиональногомузыканта он превратился лишь благодаря упорным самостоятельным занятиям.

У Улыбышева была прекрасная нотная библиотека, Балакирев мог изучать лучшие образцы мировой музыкальной классики. Он получил возможность работать с домашним оркестром Улыбышева и на практике изучить основы инструментовки, получить первоначальные навыки дирижирования. К 19 годам М. Балакирев был уже вполне сложившимся музыкантом, готовым к самостоятельной деятельности.

По протекции Улыбышева Балакирев приезжает в Петербург и быстро завоевывает известность в музыкальных кругах. Пренебрегая личной карьерой музыканта-виртуоза, Балакирев выбирает другой путь - путь музыканта-просветителя.

Систематические собрания балакиревского кружка превратились для его членов в школу композиторского мастерства. На этих “субботних семинарах” подробно изучалось строение лучших сочинений Глинки, Бетховена, Шуберта, Шумана, других западных и русских композиторов. Большое внимание уделялось анализу и исправлению ошибок в собственных сочинениях молодых авторов. Балакирев был превосходным музыкальным редактором. Все ранние сочинения Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова прошли его строгую проверку.

Название кружка сложилось не сразу. Оно возникло из ставшей знаменитой фразы В. Стасова - горячего поклонника и пропагандиста творчества молодых композиторов: “Сколько поэзии, чувства, таланта и уменья есть у маленькой, но уже могучей кучки русских музыкантов”. Постепенно именно это название закрепилось у публики и заменило собой другое - Балакиревский кружок.

Расцвет деятельности кружка пришелся на 1862-1867 годы. Основополагающими творческими принципами для “кучкистов” стали народность, национальность. В своем творчестве они обращались к народной жизни, историческому прошлому России, древним языческим верованиям и обрядам.

Важнейшим интонационным источником музыки “кучкистов” стала народная крестьянская песня. Они “ходили в народ”, записывали фольклорный материал, делали сборники оригинальных обработок народных песен. В поиске правдивых реалистичных музыкальных интонаций они опирались на достижения в этой области А. Даргомыжского.

Особенно велики достижения “кучкистов” в области оперы. Такие произведения, как “Борис Годунов” и “Хованщина” Мусоргского, “Князь Игорь” Бородина, “Снегурочка” и “Садко” Римского-Корсакова принадлежат к вершинам русской и мировой оперной классики. Важнейшее драматургическое значение в этих операх имеют народно-массовые сцены.

В области симфонической музыки композиторы-“кучкисты” тяготели к программно-изобразительным произведениям, таким как симфоническая сюита “Антар”, музыкальная картина “Садко”, симфоническая сюита “Шехеразада” Римского-Корсакова, музыкальная картина “В Средней Азии” Бородина, симфоническая поэма “Русь” Балакирева.

“Могучая кучка” противостояла академическому направлению в русской музыкальной культуре во главе с А.Г. Рубинштейном. “Кучкисты” недооценивали значение систематического музыкального образования для русских композиторов и считали, что консерватории способны лишь погубить самобытность любого талантливого музыканта, что они неизбежно станут рассадниками посредственности. Балакирев подходил к ученикам, как к “факелам”, которые лишь надо зажечь, а в консерватории - как к “сосудам”, которые надо наполнить. В силу этих убеждений балакиревцы долгое время не принимали творчества молодого Чайковского - одного из первых выпускников Петербургской консерватории. “Кучкисты” считали: “Не надо подготовки; надо прямо сочинять, творить и учиться на собственном творчестве”. Такая система обучения практически была под силу только музыкальным гениям, каковыми они себя и считали.

В начале 80-х годов кружок распался. Каждый из его участников сумел найти свой собственный творческий стиль и пошел своим путем, не нуждаясь более ни в чьих советах. Гордый и самолюбивый, Балакирев тяжело переживал этот разрыв. Он как бы надломился, замкнулся в себе. У него, музыканта огромного дарования, новизна и яркость идей во многом осталась нереализованной. В этом его трагедия. Он оказался отодвинутым в тень своих же учеников.

В. Стасов отмечал, что у Балакирева “короткое дыхание”: он мгновенно загорается, ярко горит, но быстро гаснет. Создавать великих музыкантов у него получалось лучше, чем сочинять музыку. Балакирева можно сравнить с “ракетой-носителем”: выведя музыкальных гениев на “орбиту”, он сам оказался никому не нужным, постепенно сгорел в жесточайшем жизненном кризисе и кончился как музыкант.

Трагичность ситуации усугублялась смертью отца и тяжелейшими материальными проблемами. Руководитель Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова, вдохновитель Чайковского вынужден был не выходить из дома, потому что нечего было надеть. “Кроме квартирных денег у меня потребность в рублях 40 или 50, чтобы сделать себе платье, в котором я мог бы выйти на уроки. Я очень обносился. Сапоги моиочень худы стали”, - писал он своему другу поэту Жемчужникову. Порой Балакирев помышлял даже о самоубийстве. А ученики его в это время были заняты своими собственными творческими проблемами. Измученный бесконечной нуждой, Балакирев порывает с музыкой и уходит служить мелким чиновником в торговую контору при Варшавской железной дороге.

Балакирев страдал, вероятно, не до конца сознавая, какое великое дело он совершил, на какой творческий подвиг решился, пожертвовав собственным творчеством и практически жизнью для создания нового направления в русской музыке.