Жанр и имя

Отметим прежде всего, что название жанра относится к его внемузы­кальным компонентам, но при этом может даже под­час не включаться не­посредственно в саму жанровую ситуа­цию. Когда под хмельком поют за­стольную песню, когда танцуют польку или буги-вуги, то ведь просто поют и танцу­ют, вовсе не произнося, даже мысленно, имени жанра. И имен­но потому, что название жанра и принадлежит ему (особенно имя-кличка, возникшая в ходе развития самого жанра), и не принадлежит кон­кретной жанровой ситуации, – именно по­этому оно может брать на себя функцию как бы постороннего запоминающего элемента. Запоминаемой же является вся жанровая ситуация со всеми ее внемузыкальными и собст­вен­но музыкальными компонентами. Достаточно, как уже гово­рилось, только упомянуть тот или иной знакомый человеку бытовой, служебный, прикладной, развлекательный жанр –

107

частушку, колыбельную, церковное пение, гимн, походную песню, как ус­лужливое воображение тут же воскресит в его сознании целый комплекс стоящих за именем жанра ассоциа­ций, в который вмещается множество элементов музыкаль­ного и внемузыкального порядка.

Но дело не в одних только ассоциациях. Действует в со­ставе жанровой памяти и сам семантический механизм име­ни, нередко – имени-клички. Ведь названия жанров, как и прозвища, часто уже в самой своей вербаль­ной форме запе­чатлевают те или иные примечательные свойства жанра, от­дельные его признаки. Причем признаки эти могут принад­лежать и му­зыке, и особенностям ситуации, могут относится к исполнителям и инст­рументам или к словам и содержанию текста, могут метко характеризовать прикладную функцию музыки и т.п.

Благодаря тому, что музыка не стеснена границами поро­дившей ее на­циональной культуры и выходит за ее пределы, распространяясь очень широко, связанные с нею термины также приобретают международный характер. Поэтому и в на­званиях жанров мы видим многоголосие нацио­нальных язы­ков. Это значит, что уже сам жанровый термин говорит об истории жанра, о той его одной из начальных стадий, когда он где-то и почему-то получил именно такое название.

Вот термин венгерка – термин русского происхождения, и относится он к русскому бальному танцу. Но название это говорит о той стадии в жизни венгерского чардаша, на кото­рой он был принят на русских балах.

Вот танец липси. В этом шутливом имени скрыто указа­ние на конкрет­ную родину: знающему язык немецкое звуча­ние ясно. Правда, нужно еще выяснить конкретное место воз­никновения. Это может быть либо Лейпциг (русский вариант Липецк – город, название которого связано с липами), либо Берлин, где танец могли танцевать на Unter den Linden (на­звание улицы с липовой аллеей – буквально «под липами»).

Вот каватина – уменьшительное (как сонатина, концер­тино) ответвле­ние от каваты. А кавата (по-итальянски из­влечение, высказывание, обоб­щение) – в опере заключитель­ная, обобщающая часть речитатива.

Крыжачок – от белорусского крыж (крест). Разве это не память о том, что танцующие тут располагались крестом!

Лявониха – это почти кличка. Белорусский парно-мас­совый веселый, задорный танец назван по имени супруги Лявона – персонажа одноимен­ной песни. В старину же он на-

108

зывался «Крутиха» по характерной танцевальной фигуре – кружению пар.

Нередко название жанра оказывается и названием музы­кального инст­румента (мюзет, лур, фанфара и др.).

И хотя в каждом имени, в каждой кличке фиксируется что-то одно из разных особенностей жанра (иногда не очень существенное, но нередко достаточно характерное), в целом совокупность одних только жанровых имен может дать нам почти исчерпывающую характеристику жанра, взя­того в его обобщенном значении. Иначе говоря, даже не обращаясь к са­мой музыке, к самим произведениям разных жанров, из од­них только жан­ровых названий, если взять достаточное их количество, можно получить представление о том, что такое жанр в музыке, какие стороны жизни му­зыки он, как опре­деленный ее тип, соединяет в себе. Опираясь на анализ на­званий, нетрудно получить даже определение понятия музы­кальный жанр, притом более или менее развернутое и хорошо согласующееся с действительностью. Заинтересованный чи­татель может на досуге произве­сти такую работу, взяв для анализа и систематизации сотню жанровых терминов (они приводятся в Приложении в виде задания № 3). Вооружив­шись толковыми и этимологическими словарями, можно даже для кор­ректности эксперимента отрешиться от своих уже имеющихся знаний о самих жанрах, чтобы знания эти не повредили чистоте собственно этимо­логических изыска­ний. Ведь тогда механизм лексической памяти предста­нет в чистом виде, а в то же время будет ясна именно музыкаль­ная сущ­ность жанра¹. И какое же удовлетворение можно тогда испытать, получив в итоге развернутое описание жанра как многогранной музыкальной мо­дели и ощутив могуще­ство языка и естественных механизмов именования!

Перечислим сначала некоторые варианты именования.

Один и тот же жанр может иметь несколько разных имен. Так, испан­ское фанданго в Малаге называют малагеньей – местный вариант жанра, жанровая разновидность (проявле­ние своего рода жанровой топонимики).

Один и тот же термин может иметь разные фонетические транскрип­ции, разные лексические оформления. Молдавский танец называют молда­веняской, молдаванеской, мулдуванеской. Полонез называют Польским.

¹ Пояснения к заданию и рекомендации по методике его выполнения даются в Прило­жении.

109

Иногда название конкретной песни становится жанровым термином. Так произошло с Камаринской, Барыней, Ляво­нихой. Такова судьба ши­роко известных революционных пе­сен – например, Марсельезы.

Чаще всего превращение произведения в жанр возникает в сфере на­родной, прикладной, обиходной музыки. И это по­нятно. Ведь для жизни народных мелодий важен принцип сво­бодного вариантного воспроизведе­ния. Группа вариантов од­ной и той же песни и начинает выступать в каче­стве жанра, особенно если песня получает широкую известность и попада­ет в различные, отличающиеся от первичной жанровые ситу­ации. Впро­чем, в среде самих носителей фольклора песня ос­тается песней и вовсе не определяется как род. Слово жанр вообще тут не используется. Оказыва­ется, что в самосозна­нии этой среды нет категории жанра, а есть конкрет­ные напе­вы, наигрыши, мелодии, песенные тексты и их варианты. Даже если один и тот же текст распевается по-разному, все равно речь идет не о жанре, а о вариантах одной и той же песни. Ведущим, константным нача­лом оказывается здесь сло­весный текст. И только на аналитической стадии развития музыки в профессиональном творчестве жанровая структура му­зыкального организма осознается как нечто самостоятель­ное, извлеченное мысленно из конкретного материала.

Марсельеза, сначала называвшаяся «боевой песней Рейн­ской армии», как рассказывает в своей книге Ж. Тьерсо¹, че­рез марсельских доброволь­цев распространилась в револю­ционном Париже и была названа «Маршем марсельцев» – Марсельезой. Ее долгая и интересная судьба превратила со­чинение Руже де Лиля в самый настоящий жанр, в рамках которого воз­никли различные национальные варианты пес­ни (например, «Рабочая мар­сельеза» в России со словами «Отречемся от старого мира»). Интересно при этом, что, оформившись как особый специфический жанр, Марселье­за выступала и в качестве конкретной разновидности жан­ров других, более высоких уровней – марша, песни, гимна. Но ее имя все же не успело стать нарицательным, а осталось именем собственным, начинающимся с заглав­ной буквы. И лишь в русском варианте оно пишется иначе («Рабочая мар­сельеза»). Заметим, что такое превращение конкретной песни, танца, пьесы в жанр оказывается чаще всего резуль-

¹ Тьерсо Ж. Песни и празднества Французской революции (перевод с франц.). М., 1933.

110

татом переноса музыки в совершенно другие условия – на­пример, включе­ния бытового танца в балет, песни – в опе­ру. Балетные варианты бытовых танцев демонстрируют нам не только свободу сюжетных ситуаций, в кото­рые помещает­ся в спектакле танец, но и свободу собственно музыкальных трансформаций. Композитор может создать свой вариант по ритмо-син­таксическим моделям первичной мелодии.

Музыкальное творение (песня, наигрыш, причитание), так или иначе названное, может отдавать свое имя целой группе родственных творений, и тогда название конкретной песни ста­новится названием жанра. Лявониха – это еще имя опреде­ленной белорусской танцевальной мелодии. Но мест­ные, рай­онные, областные варианты ее уже образуют группу творений. И каждый из них может считаться лишь вариантом той же са­мой песни, но может рассматриваться и как элемент жанровой группы. Камаринская – это тоже еще конкретный плясовой наигрыш, но он тоже ветвится в раз­ных модификациях, хотя народным сознанием относится не к жанру, а к конкретной пля­совой песне. Сама же она входит в жанровую группу на­родных плясовых песен. Но стоит только такой наделенный конкрет­ным именем вариант свободно использовать в качестве основы для создания новой композиторской версии, как название пес­ни становится уже именем целого жанра.

Это, впрочем, лишь один из путей возникновения жанро­вых названий. Другой – прямо противоположен. Он связан с профессиональным компо­зиторским творчеством и заклю­чается в том, что имя, как бы предшест­вующее жанру (на­пример, «времена года»), выступает в качестве темати­ческо­го задания, определяющего некоторые свойства создаваемых творе­ний – свойства столь устойчивые (например, наличие четырех «сезонов» или двенадцати месяцев, смена характе­ров, соответствующих сезонной погоде, и другие), что тем самым создается основа специфического жанро­вого канона.